Газета №33 (901), 13 августа 2013
Перейти к номеру

Потребительский круг

13 августа 2013, 16:51 Прочитали 930 раз
Современные люди работают для того, чтобы купить то, что даст им возможность еще больше работать
В материале «Предел потребителя», опубликованном в прошлом номере «Тамбовского курьера», мы на основании статистических данных, личного исторического опыта, а также используя собственные глаза, уши и мозги, пытались выяснить, хуже или лучше мы стали жить по сравнению с недавним советским прошлым. Ведь именно о нем многие до сих пор вспоминают как о времени, когда у нас был чуть ли не рай на земле. Как выясняется, совершенно напрасно.

И дело тут не в колбасе по два двадцать и не в троллейбусном проезде за четыре копейки. Просто мы стали жить совершенно иначе, чем еще двадцать пять – тридцать лет назад. Изменились уровень запросов, представление о том, как нам жить и какими быть. Мы стали хотеть другого. И в связи с этим возникает несколько тем.

Вспомнить все

Прежде всего, особую актуальность приобретает незабвенное пушкинское «Что пройдет, то будет мило». Если ты через тридцать лет вспоминаешь времена, когда тебе было пятнадцать или восемнадцать, ты в любом случае будешь воспринимать прошедшее как самые прекрасные годы в жизни. И вода­то в то время была куда как мокрей, чем сегодня, и сахар слаще, и снег белей. Так что объективности от такого подхода ждать никак не приходится.

А что было в реальности? Для подавляющего большинства простых советских людей на прилавках магазинов существовали сыр, колбаса, пиво. Да, еще водка с гордым названием «Водка». И только вырвавшись за рубеж, единицы имели возможность испытать культурный шок от того, что этих продуктов может быть сотни видов. Приученное счастливым советским настоящим к «Докторской» и «Любительской», большее число названий сознание рядового жителя СССР переварить могло с великим трудом.

Как­то в годы юности мама отправила меня в Тамбов за двумя батонами вареной колбасы. «Колбасное стояние» в очереди заняло ровно три с половиной часа. Отстоять­то я ее отстоял и колбасу купил. Но после этого поклялся сам себе, что никакой кусок вареного полумяса больше не заставит меня потратить три часа жизни на то, чтобы его «добыть». С тех пор не выношу вида более чем трех человек у кассы или магазинного прилавка.

Просто вопрос в том, что в советское время большинство находилось в более или менее равных условиях. По крайней мере, внешне. Сегодня же внешне как раз очень видны различия. И многих раздражает именно это. Все дело в том, что я в наше время не могу купить себе «Hyindai», как у соседа, а вовсе не в том, что мог позволить себе «Москвич» тридцать лет назад. То есть вопрос опять в изменившихся представлениях о жизни.

Воздержание во вред

Еще одна особенность современного потребления. Приученные недавним советским прошлым к вынужденному воздержанию, мы, как только появилась возможность, стали тратить столько, сколько пару десятков лет назад представить себе было невозможно. Таким образом, советская система всеобщего воздержания вольно или невольно, но сыграла с нами скверную шутку. Для многих потребление стало жизненной философией.

И в этом, на мой лично взгляд, виновны именно советские годы, когда для многих машина, дача и прочие чисто материальные атрибуты были недостижимой мечтой. Поэтому, как только появилась возможность, все дружно кинулись ее «достигать». Но сами люди при этом другими не стали. Они тащили из советского прошлого навыки бедняков. А как может продемонстрировать свой социальный статус бедный человек? Тем, что он хорошо поел и красиво оделся. Когда в центре Москвы кто­то покупает одежду по безумным ценам, несопоставимым с ценами в европейских столицах, он платит не за вещь, а за возможность приобщиться к более высокому статусу.

Что дальше?

Гениально, на мой взгляд, в свое время заметил легенда двадцатого века Дмитрий Лихачев: «Бедный ­ это не тот, у кого мало, бедный ­ тот, кому мало». Очень точную мысль высказал недавно по этому поводу режиссер, создатель театральных фестивалей «Золотая маска», «Новая драма» Эдуард Бояков:

­ Сейчас мы понимаем, что вот этот заполненный под завязку холодильник, который был предметом мечты наших родителей, ­ не что иное, как страшная профанация алтаря, не имеющего на самом деле никакого отношения к нашему счастью. Это пародия на алтарь. Мы гонимся за потреблением, мы хотим чего­то достичь, что­то купить. И вдруг оказывается, что это что­то ­ гаджет для ребенка, игрушка ­ нужны лишь для того, чтобы отвлечь, занять его. И тогда мама и папа смогут... много работать. И вот они работают, получают стресс, ребенок отчужден. Мы теряем семью. Мы думали, что наши семьи будут жить лучше. Оказывается, нет.

От себя добавлю: папа и мама смогут много работать. Но для чего? Чтобы купить ребенку новую, еще более навороченную, игрушку. Для чего? Чтобы занять его еще сильнее. Для чего? Чтобы самим работать еще больше. Все, круг замкнулся. И так, по замкнутому кругу, постоянно. Важен не результат, а процесс. Средство превратилось в цель.

Один знакомый, достаточно обеспеченный человек, как­то сказал:

­ Чем больше денег я зарабатываю, тем больше мне их нужно. И дело тут не в том, что с деньгами у меня другие потребности появляются. Вообще все становится другим.

Имитация недоедания

Иначе говоря, другой становится сама жизненная философия. В ее центре – потребление. Идеология консьюмеризма (модное слово означает не что иное, как потребительство) обретает все более угрожающие черты. Американские ученые сравнили размеры посуды и еды на пятидесяти двух художественных полотнах последнего тысячелетия. Угадайте результат! Размеры тарелок выросли на шестьдесят шесть процентов, порции еды ­ на шестьдесят девять, куски хлеба ­ на двадцать три процента. При этом двадцать пять процентов американских школьниц сегодня страдают ожирением. Огромное количество болезней приходит из­за того, что мы переедаем. Мы банально не можем себя контролировать.

В такой ситуации периодически начинающиеся разговоры о том, что большинство жителей России недоедает, недопивает, недопокупает шмоток, ничего, кроме раздражения, вызвать не могут. И если три четверти россиян ориентированы исключительно на покупку еды и одежды, это вовсе не говорит о том, что они не в состоянии покупать бытовую технику или стройматериалы. Особенно когда видишь тележку в сетевом магазине, доверху заваленную жратвой (извините, но другого слова я в такой ситуации употребить просто не могу). Стоимость того, что в одну такую тележку наложено, легко приравнивается, например, как минимум к половине цены вполне приличной стиральной машины.

Кстати, насчет бытовой техники. Здесь намечается вполне зримое продолжение темы игрушек для ребенка. Но только на этот раз речь идет об игрушках для взрослых. В их роли как раз и выступают все эти стиральные, швейные машины, соковыжималки, микроволновки, блендеры, миксеры и прочая, и прочая, и прочая.

Меня противником всех этих признаков прогресса никак нельзя назвать. Я за то, чтобы облегчить жизнь женщине­домохозяйке – причем по максимуму. Но давайте подумаем, зачем, по большому счету, бытовые удобства нужны. Подумали? Правильно, чтобы женщине стало легче. Но зачем? Чтобы она спокойно работала и зарабатывала деньги – чтобы купить себе новые «бытовые удобства».

Вместо заключения

Так в чем же корень всего происходящего? Одна из причин, хотим мы того или нет, ­ в той самой рыночной экономике, в условиях которой мы сегодня живем. Основной ее смысл – продать то, что произведено. Поэтому идеология потребления неизбежно воспринимается как итог существующей в современном мире экономической системы.

Итак, тупик? Выхода нет? Трудно сказать. История человечества знала такие повороты! Хотя, если честно, оптимизма с каждым днем все меньше – чем больше потребление.

  • Вконтакте
  • Фейсбук
  • Одноклассники
  • Твиттер