Не год, и не десять, и даже не сто – никто не знает, сколько еще человечеству будет аукаться авария на Чернобыльской АЭС. Об этой трагедии написаны сотни статей и книг, сняты десятки документальных и художественных фильмов. Кажется, о ней знает каждый. Но то, что на самом деле произошло на четвертом энергоблоке, знают только те, кого сейчас принято называть ликвидаторами.
МАСШТАБЫ ТРАГЕДИИ
26 апреля 1986 года застало выпускника Тамбовского военного училища химической защиты Алексея Яркина в одной из войсковых частей Сибирского военного округа в должности командира отдельной роты химической защиты. О том, что произошло в Чернобыле, Яркин узнал сразу – пост радиационного химического контроля в штабе дивизии зафиксировал всплеск радиации. Радиоактивное облако прошло вокруг земного шара три раза. Несмотря на то что первая информация была озвучена только днем позже, у Алексея Николаевича уже было понимание масштаба и опасности случившегося.
Командир роты уехал с личным составом на учения и вернулся только 12 мая:
– Меня встречает начальник отдела кадров дивизии и просит зайти. Выдает предписание: отправляться в Чернобыль в составе войсковой части 41117 Сибирского военного округа. А у меня жена на пятом месяце беременности. Дали несколько дней отпуска. Приехал домой, стал собираться. А жена в слезы: «Ты куда?». – Отвечаю: «Выполнять правительственное задание. Приказ Родины и партии». Пять суток в эшелоне, сутки на формирование подразделения, сутки на обучение – и на боевые позиции. 20 мая мы уже приступили к работе по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. За четыре с половиной месяца рост, как в годы войны: командир роты, начальник штаба батальона, командир батальона, – вспоминает Алексей Николаевич.
Работали рядом с четвертым реактором. Первое, чем занимались, – дезактивация продуктов ядерного топлива в близлежащих к Чернобылю деревнях, убирали грунт под стенами четвертого энергоблока, где произошла авария. После этого задачи уже были узконаправленные.
Алексей Николаевич вспоминает, что в тот момент опробовалось много различных методик – ни военные, ни ученые не понимали, что делать. Потом пришли к единому мнению – реактор нужно заглушить смесью песка со свинцом и сделать саркофаг. Строительство объекта продолжалось 206 дней и завершилось 30 ноября 1986 года. Почему песок смешивали со свинцом? Дело в том, что этот металл относится к тяжелым и не пропускает радиацию. Других способов не было: период полураспада, например, цезия, короткоживущего радиоактивного элемента, 65 лет. У радиоактивного урана этот период – более трехсот лет. Связать их можно было только ядерной или химической реакцией. А в условиях той катастрофы сделать это было невозможно.
Окончанием ликвидации аварии считается 1991 год. В ликвидации участвовали более четырехсот тысяч человек. Полтора миллиона подверглись радиационному воздействию.
– Я не буду приводить статистику – ее все знают. А кто не знает, можно легко найти, – пожимает плечами Алексей Яркин.
ПОСЛЕДСТВИЯ
– На своем уровне я понимал, что это серьезная катастрофа, – говорит ликвидатор. – Как мог, я старался уберечь своих подчиненных от повышенной радиации и радиоактивного заражения. Все остальное – работа правительственной комиссии, которую возглавлял первый секретарь ЦК КПСС Украины Борис Щербина. От федералов был председатель Совета министров СССР Николай Рыжков. От военных – организатор и руководитель химических войск, начальник химических войск Министерства обороны СССР Владимир Пикалов, который первый подъехал к разрушенному реактору, замерил уровень радиации и сделал облет территории.
Алексей Ярцев говорит, что в первые дни после трагедии радиационный фон был превышен в десятки и сотни тысяч раз. Почему же люди все равно шли и выполняли задачи? И дело не только в том, что приказы не обсуждаются, а выполняются – были и те, кто отказывался.
– Я считаю, что дело в воспитании. Если не я, то кто? Каждый понимал, если туда не пойдет он, пошлют другого. И мы спокойно и хладнокровно выполняли полученные приказы, – размышляет Алексей Николаевич. – Может быть, дело и в том, что мы воспитаны были на примерах подвигов участников Великой Отечественной войны.
Помимо «внешнего» облучения, ликвидаторы подвергались опасности из-за «внутреннего» облучения, вызванного вдыханием радиоактивной пыли. Близость источника излучения и большая длительность воздействия делают «внутреннее» облучение опасным даже при сравнительно небольшой радиоактивности пыли, и такую опасность крайне трудно контролировать. Из более чем двух с половиной тысяч тамбовчан, участвовавших в ликвидации аварии, в живых сегодня осталось меньше восьмисот. Большинство из них – инвалиды. Печальная статистика: средняя продолжительность жизни ликвидаторов – 52 года.
Как говорят специалисты, последствия Чернобыльской аварии будут аукаться еще не одно поколение. Большинство детей ликвидаторов имеют хронические заболевания: сосудистые патологии, поражения эндокринной системы, опорно-двигательного аппарата. В первые пять лет после аварии врачи вообще не рекомендовали участникам ликвидации рожать детей.
Несмотря на то что с момента трагедии прошло уже 35 лет, до сих пор при установлении инвалидности у ликвидаторов возникают сложности. Нет четких методик, позволяющих доказать связь между хроническими заболеваниями и полученной дозой облучения. Нужны специалисты-радиологи, а их в стране не хватает.
– В России только пять специальных экспертных советов. И, как показывает практика, большинство ликвидаторов умирают, не дождавшись установления инвалидности вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС, – говорит Алексей Яркин.
После окончания военной службы Алексей Николаевич вернулся в Тамбов. Несмотря на проблемы со здоровьем и вторую группу инвалидности, он активно занимается общественной работой, в том числе в Тамбовском региональном отделении Общероссийской общественной организации инвалидов Союз «Чернобыль». Профессиональный юрист, Яркин помогает другим «чернобыльцам» и членам их семей отстаивать их права.