Как считает, например, ректор МГИМО (У) МИД России, академик РАН Анатолий Торкунов, подходить к Конституции как к историческому артефакту - это, во-первых, величайшая и непростительная ошибка, причем ошибка не только политиков, но и интеллектуалов. Ведь именно со "сбоев" конституционной легитимности начинались трагедии 1917 года в России, 1933 года в Германии и 1991 - 1993 гг. в СССР и России. А во-вторых, это проблема равнодушного общества, но никак не самой Конституции. Хотя все-таки не стоит полностью доверяться старинной американской поговорке: "Если это выглядит как утка, летает как утка и крякает как утка, то, наверное, это утка и есть". Мол, если основные политические игроки двадцать лет предпочитали следовать Конституции и ее процедурам, используя для этого конституционные институты, то, наверное, это и означает незыблемость и устойчивость конституционного строя.
С подобным утверждением еще можно поспорить. И здесь все зависит от того, как нормы действующей Конституции в нее попали. В этом смысле интерес представляет точка зрения доктора юридических наук, заведующего кафедрой конституционного права Высшей школы экономики Михаила Краснова, высказанная им в Тамбове на прошлой неделе в ходе научно-практической конференции "Российская конституционная модель: замысел, реализация, перспективы". Суть идеи - в том, что на Конституцию, на конструкцию власти, сложившуюся в нашей стране в результате ее принятия, повлияли совершенно не принципиальные вещи, а вещи случайные.
Здесь самое время вспомнить еще об одном юбилее. В прошлом году исполнилось 150 лет со дня, когда известный немецкий социалист времен Бисмарка Фердинанд Лассаль произнес свою знаменитую речь о Конституции. По Лассалю Конституция - это фактическое соотношение сил. И с этим тоже возникает непреодолимое желание поспорить.
Во-первых, подобное понимание ставит во главу угла силу: кто сильнее, тот и диктует правила игры. Во-вторых, по Лассалю получается, что Конституция - это акт, который просто фиксирует сложившееся положение вещей. Но разве для этого нужна Конституция, например, наша? Она необходима, пожалуй, прежде всего, для того, чтобы посадить власть пусть в золотую, с бриллиантами, но клетку. Иначе Конституция просто не имеет смысла. В-третьих, даже при одном и том же соотношении сил Конституция в той ее части, где речь идет об устройстве власти, может оказаться совершенно разной.
- Нашу нынешнюю конструкцию власти лично я называю персоналистской, когда все замыкается на одном человеке, на одном институте, причем этот институт представляет собой один человек, от которого зависят даже глобальные векторы политики, - говорит Михаил Краснов. - Но, на самом деле, плохо другое. Все, даже сравнительно благополучные люди, когда-нибудь могут пострадать от правовой несправедливости. А эта несправедливость возникает тогда, когда институты, которые должны защищать право, разлагаются. И во многом они разлагаются благодаря не конкретной фамилии, а именно такому - персоналистскому - устройству системы власти.
Обратите внимание: "персоналистский" не значит "авторитарный". В данном случае речь идет не о диктаторе, а о вожде. И свою роль здесь, несомненно, играет устройство государственной власти в России практически во все времена ее существования. Да, нужно говорить о том, что так устроены наши мозги - без вождя мы не можем. Плохо ли это? Ни в коем случае. Это ни хорошо и ни плохо. Это нормально. Мы именно такие, какие есть. За тысячу лет истории России в ней всегда был монарх - в том или ином виде. Вы же не хотите сказать, что Сталин или Брежнев воспринимались как-то по-другому? Нет, конечно. Так почему по-другому должны восприниматься Ельцин или Путин?
При этом демократические атрибуты государственного устройства в России были всегда - достаточно вспомнить новгородское вече или боярскую Думу. Да, такие формы отличались от так называемых "демократических" методов правления по западному образцу. На что мне так и хочется предложить ввести в США, которые никогда не знали монархии, институт королевской власти. Как такое можно воспринять? Как несусветную глупость - для страны, которая никогда не знала никакого другого главу государства, кроме президента. Так почему же тогда в России, у которой нет никакого исторического опыта правления в ней выборного главы государства, считается нормальным говорить о демократии западного образца как о единственно возможной форме существования власти?
Итак, монархия, на мой взгляд, наиболее эффективная для России форма управления. Другое дело, что исторический путь страны в течение двадцатого столетия сделал монархическую идею утопией. Я нормальный человек и прекрасно понимаю, что сегодня царь в России просто невозможен. В этом случае уж лучше пусть в стране существует нынешняя форма президентской республики персоналистского толка как, пожалуй, наиболее близкая по своему духу к монархии. И в этом смысле победа Ельцина в ходе событий 1993 года и появление в результате этой победы Конституции, устанавливающей президентскую республику, можно считать наиболее приемлемым для нашей страны вариантом развития событий.
Представим, что в 1993 году в конфликте президента и съезда народных депутатов победил бы съезд. Какой бы стала конструкция власти? Скорее всего, это была бы парламентская республика с очень слабым президентом - слабым по своим полномочиям. И в этом случае страна стала бы расползаться - потому, что парламентская модель изначально гораздо более демократична и именно поэтому неприемлема для России. Если в Москве нет фигуры "хозяина", то мы на местах сами начинаем вести себя как маленькие хозяева. И события 1991-1992 годов показали, что пока в Москве дрались, некоторые регионы стали тянуть одеяло на себя.
Итог: двадцатилетие существования нынешней Конституции России еще не повод говорить о ее непогрешимости и одновременно свидетельство того, что она стала одним из сдерживающих факторов, не позволивших стране распасться на "удельные княжества". С чем мы себя в дни конституционного юбилея и поздравляем.