Очередная наша планерка в редакции.
– Юль, следующая – Лена.
– Дорогая Елена Сергеевна, – хихикаю я.
Голос Лены:
– Только попробуй так назвать!
Если Лену не знать, то можно подумать, что она по-взаправдашнему такая строгая. На самом деле наша Лена – не только профессиональный журналист, но и классный товарищ, на которого всегда можно положиться. За шестнадцать лет работы в редакции не осталось темы, в которую она не могла бы вникнуть. А с недавних пор она разбирается даже в марках бетона и разновидностях штукатурки: русская женщина – она такая.
Когда наша Саша предложила этот «Курьер в лицах», мы нарасхват стали делить, кто про кого из коллег хочет рассказать. Я сразу «захватила» себе нашу Лену. У нас вообще в редакции удивительная и какая-то «одомашнивающая» привычка прибавлять к имени коллеги притяжательное местоимение: наша Аня, наша Лена, наша Саша.
«Захватила» я нашу Лену, а потом задумалась. Как интервьюировать человека, который сам шестнадцать лет занимается именно этим? У меня хоть стаж в журналистике меньше не очень намного, но для «Курьера» я салага. У Елены Насоновой, повторюсь, весь журналистский стаж связан с издательским домом «Тамбовский курьер».
– Журфак. На границе тысячелетий – не самый очевидный выбор для выпускницы сельской школы. Почему?
– Я класса до десятого не собиралась на журфак. Кем обычно становились девочки-отличницы, тем более в селе? Учителями. И мне все это
нравилось: ходить к младшеклассникам, с братьями-сестрами заниматься. Я хотела учительствовать, стать учителем биологии. Откуда это пошло, не знаю. Скорее всего, просто сельское детство, когда живешь практически в естественной среде. Когда у тебя на глазах зернышко прорастает, цветочки-лепесточки появляются. Я даже в девятом классе биологию по выбору сдавала. Анатомию человека знала от и до.
В десятом классе пришла к нам молодой педагог Людмила Кудрявцева, студентка нашего филфака. Она, кстати, до этого пробовала себя журналистом в нашей районке. Проработав немного лет в школе, она в конце концов уехала в Нижний Новгород и полностью связала свою жизнь с журналистикой. Но мы продолжали общаться по переписке. Этот педагог буквально переформатировала меня. Она
писала такие письма! Рассказывала очень интересные подробности из жизни журналиста. Я читала письма и думала: как здорово! Можно уехать из маленького села, писать на интересные и злободневные темы, расширять свои горизонты, общаться с умными и интересными людьми. Писать у меня получалось. И я рискнула, совсем не представляя всей этой кухни. Сейчас понимаю: я ведь отчаянно тогда поступила. Родители поддержали. Они вообще поддержали бы любой мой выбор. Хотя гуманитариев у нас не было: бабушка – сельский фельдшер, родители – рабочие на местном уваровском производстве, сестра тоже стала медработником.
– Двадцать лет назад, поступая на журфак, чего ожидала?
– Повторюсь: я из сельской школы, где одиннадцатый класс оканчивали три выпускника. Но я очень благодарна своим учителям! Сейчас я понимаю, что у меня была очень сильная база. Поступая в институт, я уже тогда думала, что хочу работать в областном издании. Возвращаться в Уварово и работать в районке я не хотела. Жизнь в столице – не для меня. У нас едва ли не полкурса видели себя журналистами за пределами региона. Телевидение и радио я даже не рассматривала – только печатные СМИ. Первые годы практику я проходила в районке. Мне казалось, что до уровня областных не тяну пока. Курса после четвертого почувствовала: пора.
То, что представляла себе, поступая на журфак, наверное, все оправдалось. Придя шестнадцать лет назад после защиты диплома в «Наш город Тамбов», я почти сразу начала сотрудничать с «Тамбовским курьером». Мне очень нравилось то, что я делаю. И до сих пор нравится. Тогда у нас и в НГТ, и в ТК были большие творческие коллективы. Мне, вчерашней студентке, было кому помочь. Эти, не побоюсь громкого слова, мэтры журналистики не просто писали тексты, задрав нос. Они всегда готовы были почитать твой текст, подсказать, что и как исправить. Тогда мне все нравилось, и казалось, что все получается. А сейчас думаю: так ли это? Это все относительно.
– Хотела бы, чтобы твои дети занимались журналистикой?
– Как сказать? Как хобби, для общего развития – да. Но мы же все понимаем, что больших денег в региональной журналистике не заработать. И если для дочери это, возможно, не будет критичным, то сын как мужчина должен обеспечивать семью. Хотя он сейчас с большим увлечением занимается как юнкор. Ему это нравится, у него, как мне кажется, получается. Сейчас доступно сделать производные журналистки своим хобби. Ютуберов и блогеров всяких причисляют же к журналистам. Справедливо ли – другой вопрос.
– Учитель – это про детей. Врач – про спасение. Журналист – это работа про что?
– Про жизнь. Это и про образование, и про детей и взрослых, и про медицину, и про коров, и про энергетику, и про все что угодно. Журналист – тот человек, который должен информацию собрать, проанализировать и выдать людям. Причем, как мне кажется, именно ту информацию, которая нужна людям в данный момент. Она может быть плохой, может быть хорошей. Но она должна быть своевременной и с одной стороны жизнь отразить, с другой – дать посыл на будущее. Если есть негативные моменты, о них нужно сказать. Но журналист не может один эту информацию просто транслировать. Ему нужны эксперты, специалисты, чтобы информация аудиторией не просто воспринималась, но и предлагалось возможное решение проблемы.
– Нужна журналистике цензура и самоцензура?
– Самоцензура – самое подходящее понятие. Когда журналист пишет, выдает что-то в эфир, главное, чтобы он следил за тем, что он несет
в массы. Цензура в негативном понимании этого слова – однозначное зло для журналистики. Но цензуру можно понимать и как запрет на «нецензурщину». Хотя это тоже скорее про самоцензуру – уважающий себя и аудиторию журналист «непечатные» слова в массы не пустит, будь то личный аккаунт в соцсетях или какой-нибудь блог на ютубе.
– Не навреди – это тоже про журналистику?
– Тоже. В каждой конкретной ситуации должна включаться та самая самоцензура. У каждого своя правда. Есть черное. Есть белое. А есть миллионы оттенков этих цветов. Как в этом разобраться и как подать читателю, зависит от мастерства и профессионализма журналиста. Мне кажется, не будет лишним, если журналист со своим инструментом – словом – будет обращаться аккуратно, как со скальпелем. Где-то можно попросить коллег прочитать твой материал, где-то будет не лишним перед публикацией дать прочесть герою. Когда в главной роли материала конкретный человек, надо быть особенно аккуратным. Одно слово может этому человеку навредить. Поэтому не навреди – тоже про нас, журналистов.
– Мне кажется, ты больше реалист, чем оптимист. Я права?
– В душе я – романтик, – Лена впервые за все интервью смеется. Кстати, выбрать время и место для встречи нам было непросто. С одной стороны – самоизоляция: в кафе не посидишь. На работе – тоже не вариант. Дома и у нее, и у меня по мужу, по двум деткам, по стройке и по огороду: там можно только про штукатурку и рассаду помидоров. – Какой ты была десять лет назад и какая сейчас – это разные, по большому счету, люди. Наши взгляды меняются и в быту, в повседневной жизни, и в профессиональной деятельности.
На первых порах мы все что пишем? Небольшие информашки, заметки. Потом переходим к более серьезным вещам. Когда к таким темам приступаешь, глубже вникаешь во все. Тебе открываются вещи, о которых ты раньше даже не подозревала. В любой теме есть такие дебри и такая реальность, что закрыть на это глаза и остаться прежней ты уже не можешь. Розовые очки со временем начинают темнеть. Но мне всегда хочется видеть в людях только хорошее, а за окном – безоблачное небо. Я хочу верить в доброту и искренность.
– За шестнадцать лет какие темы и какие конкретные материалы запомнились? Помню, ты рассказывала про очерки об участниках Великой Отечественной войны.
– Я не считаю себя каким-то суперпрофессионалом. Но на самом деле материалов, которые нравились, было много. Помню, кажется, к 65-летию Победы я делала цикл очерков о ветеранах. Это история, которая остается в душе навсегда. Со многими мы потом перезванивались долго, общались. Одна из героинь – Зинаида Ивановна Козлова – жила в «ветеранском» доме на Чичканова. Мы с ней после первой встречи общались, наверное, больше года. И вот я прихожу в их дом по какому-то другому журналистскому заданию, а у них на доске – портреты ветеранов их дома. А на фотографии Зинаиды Ивановны – черная ленточка.
Еще два запомнившихся материала – статьи, ставшие победителями в конкурсе «Россия – Белоруссия: шаг в будущее». Мои работы оценили даже не на уровне города или области, а на международном уровне. Наше поколение – последнее поколение, рожденное в СССР. И братское отношение к Белоруссии и многострадальной Украине, мне кажется, у нас в крови.
– Если бы можно было отмотать время вспять, выбрала бы другую профессию?
– Нет!